Рукописи – Груша

Нино Самсонадзе

Груша

Гладкоствольная груша тянулась к солнцу. Темно-коричневый ствол поблескивал на полуденном солнце как волосы любимой в свете свечи. Груша была упрямой. Она не опускала ветви, как яблони по соседству под тяжелыми плодами. Ее темно-зеленые листья сбрасывали с гладкой стороны капли дождя так же быстро, как смахивала непрошенную слезинку любимая, когда ее вдруг задевала крылом летучая грусть. Цвела груша, запрокидывая голову к небу, как запрокидывала лицо любимая, когда он погружался в нее, стремясь добраться до самого источника жизни. Ее лицо под его взглядом сияло также как белые лепестки цветущей груши в ночи под звездами.

С начала зимы мудрец редко выходил в сад: он сидел у окна и, когда отрывался от кипы бумаг на столе, смотрел в темнеющее небо. Небо оставалось темным слишком долго. Слишком долго горела на столе лампа. Он подошел к окну, задернул шторы, и теплое пятно отраженного света перестало манить его в несуществующее. Уже не существующее. Я закрываю дверь, думал мудрец, нечто закончилось. И пусть не скребется печаль, как брошенная кошка в знакомую дверь. Пусть поймет, что все закончилось. Страница перевернулась. Пусть, в конце концов, отнесется к этому спокойно и философски. Печаль близка к философии. Мысли его текли ровно, легко ложась на бумагу. К утру он устал, но не настолько, чтобы лечь спать, и вышел пройтись.

Сад стоял, словно обугленный ранним резким морозом, яблони сжались, будто никогда не раскидывались как зрелые белокожие женщины на приволье теплого песка и неглубокой воды. Только груша стала выше, подобралась, подтянулась и поднялась стрелой в низкое равнодушное небо. Мудрец вернулся в дом, но не смог вернуться к своим полезным важным мыслям. Строчки на бумагах расплывались в одно черное пятно, а свет стал еще